«Смотри! — внезапно вскрикнул Нед, — Вон человек!..Я собираюсь заговорить с ним!» — горячо заявил Нед.
Восклицательного знака после «смотри» могло бы быть достаточно, чтобы подогреть любопытство юного читателя, но автор добавляет «внезапно» и «горячо» для пущей верности. Несколько слов и автор вновь использует наречие: не для того, чтобы изменить наше восприятие глагола, а в качестве усилителя. Глупость этого стиля привела к тому, что родилась фигура речи, названная «по-томсвифтовски», когда употребление наречий превращает прозу в анекдот. Правда не все читатели сумеют это понять. Но те кто пишет тоже читает. И если читатель это не заметит, то обязательно заметят критики. «Я художник», — сказал он с легкостью.
«Я хочу пиццу», — сказал он сурово.
«Я Венера Милосская», — сказала она обезоруживающе.
В лучшем случае наречия выделяют глагол или прилагательное. В худшем, они повторяют смысл, который уже есть в самой части речи:
— Взрыв полностью уничтожил церковь.
— Заводила бешено вертелся перед орущими болельщиками.
— В аварии мальчику целиком оторвало руку.
— Шпион тайно подсматривал сквозь кусты.
Посмотрим, что произойдет, если убрать наречия:
— Взрыв уничтожил церковь.
— Заводила вертелся перед орущими болельщиками.
— В аварии мальчику оторвало руку.
— Шпион подсматривал сквозь кусты.
В каждом случае, удаление сокращает предложение, заостряет смысл и дает свободу глаголу.
Даже через полвека после смерти, Мейер Бергер [Meyer Berger] остается одним из великих стилистов в истории газеты «Нью-Йорк Таймс» [The New York Times]. В одной из последних авторских колонок он описывает внимание, оказанное слепому виолончелисту в Католическом госпитале:
Свежесть глаголов и отсутствие наречий характеризует прозу Бергера. Когда старик играет «Ave Maria»:«Персонал поговорил с сестрой Мэри Финтан, ответственной за больницу. С ее согласия они принесли старую виолончель в палату 203. Годы никто не играл на ней; Лоуренс Строец ощупывает инструмент. Его длинные белые пальцы ласкают струны. Он настраивает виолончель с некоторым усилием и натягивает старый смычок. Поднимает его к подбородку и преображается».
Насколько лучше одиночный глагол «хлопали», чем слушатели «вежливо аплодировали».«Монашки в черных и белых одеждах шевелят губами в беззвучной молитве. Притихли. За долгие годы, проведенные в дешевых кварталах, Строец не растерял таланта. Слепота помешала пальцам играть, но он преодолел это. Музыка затихла, и слушатели хлопали. Старый виолончелист поклонился, впалые щеки сморщились в улыбку».
Избыток наречий отражает незрелость писателя, но даже мэтры оступаются. Джон Апдайк написал эссе в один абзац о красоте банки пива до изобретения «быстрой открывалки». Он мечтал, как пузырьки «вспенятся страстно в торжестве освобождения». Перечитывая эту фразу через годы, меня все больше смущает это «страстно». Оно сжимает пространство между отличным глаголом (вспениться) и отличным существительным (торжество), которые описывают пиво и дают нам всю информацию о его страстности.
Наречия уместны в убеждающих текстах. Но пользуйтесь ими скупо.
